Привет, это Саша Амзин и первая в 2021 году рассылка. Я решил отойти как от старого, так и от экспериментального формата, и вместо трендов сразу написать статью об отношениях государства, инфлюенсеров и платформ. Но, кажется, она займет тысяч тридцать знаков, так что сегодня введение и первая часть.

Некоторые из вас сегодня читают рассылку впервые, а другим хотелось бы поделиться текстом с приятелем. Не сдерживайте себя, нажмите на одну из этих кнопок.

Subscribe now

Share

Также не все знают, что у меня есть сайт. Эта статья опубликована и там:

Статья на сайте

Три истории о платформах

Что происходит

Конец 2020 и начало 2021 года показали, что инфлюенсеры, рекламодатели, издатели, пользователи, государство и транснациональные информационные платформы не понимают друг друга. Их цели различны. Сложившиеся отношения — не более чем лицемерие.

Например:

правила платформ дублируют правовые функции отдельных государств, и при этом продиктованы ответственностью перед акционерами, а не потребителями. Нужды последних они не принимают близко к сердцу, а принятые ими решения не имеют общественного одобрения;
граждане самых разных стран (и России в том числе) не понимают, почему власти блокируют то один, то другой сайт. Еще больше они не понимают, почему за один и тот же проступок региональное СМИ экскоммуницируют, а социальная сеть с миллиардной аудиторией отделывается ничего не значащим выговором.
инфлюенсеры, имея тех же рекламодателей, что и издатели, практически никак не задеты рекламным регулированием. Бренды одной рукой покупают размещение без пометки «реклама» у блогеров, другой платят платформам, а третьей (ха!) пытаются превратить свои PR-поводы в новости, то есть доказать, что они имеют общественную значимость.
наконец, обезумевшие от этого хаоса законодатели штампуют бессмысленные документы. Эти недозаконы по-дедовски, бумажно регулируют отдельные детали десятков подобных отношений в цифровой распределенной экономике.

Ниже — три истории о том, как государства выстраивают отношения с платформами, инфлюенсерами и собственными гражданами в цифровом мире.

История первая. Бумажный император цифрового мира

Самая большая свинья

Трансграничность цифровой экономики подложила огромную свинью властям всего мира. Тысячи лет центральным положением в госуправлении было понятие территориального суверенитета — границ, в которых определенные правила жизни гарантируются государством.

В понятиях середины двадцатого века процесс написания этой статьи выглядел бы так:

осознать, что в местной библиотеке нет нужных материалов;
выписать из-за рубежа нужные материалы или же поехать за рубеж и провести исследования там;
вернуться в страну;
опубликовать работу.

Каждый из этих этапов происходил бы под контролем государственных или полугосударственных структур: таможни, почты, библиотечной системы, даже более-менее стандартизованной издательской системы.

Десятки сеансов в Google, Facebook и у черта на куличках, которые мне нужны для статьи в современном мире, генерируют какие-то деньги для иностранных корпораций и государств. Но разобраться, какие именно и в какой юрисдикции я нахожусь, когда включаю, например, VPN или иду без всякого VPN на сайт The New York Times, нетривиальная задача.

Если я публикую пост в ВКонтакте, я в одном месте мира. В Facebook — в другом. В Clubhouse — возможно, вообще в Китае, хоть аудиосеть там и заблокировали.

Как власти хотели бы делать дела

Весь дворец госуправления построен так, чтобы следить за соблюдением правил, установленных на его территории. Правила разных стран различны. Например, вполне нормально, если какая-то информация может быть удалена на законном (подчеркиваю) основании.

Сыграем в игру. Представим альтернативную вселенную, где нет Роскомнадзора, а российское законодательство действует на территории всей Земли. Как все работает, если надо что-то заблокировать? Вот так:

в Facebook появился несомненно экстремистский пост;
кто-то жалуется на пост в прокуратуру;
по факту возбуждается дело;
дальше два варианта: либо Facebook согласен, что пост экстремистский и удаляет его (то есть фактически нормы Facebook совпали с государственными), либо дело доходит до суда;
независимый суд постановит удалить пост;
Facebook подчиняется решению российского суда удаляет пост.

(NB: все еще сложнее — Facebook постарается доказать, что он не виноват, ответственность за весь контент несут пользователи; мы сейчас про это не говорим)

В реальной вселенной монстр-Роскомнадзор существует именно потому, что российское законодательство не действует на территории всей планеты.

Платформы, хостеры, владельцы сайтов не обязаны подчиняться решениям никакого суда, кроме суда той страны, где они зарегистрированы. Требовать от них обратного безумно. Представьте, что один из тот же пост требуют удалить (или напротив! сохранить) сразу в сотне юрисдикций. Что делать платформе? Разделять показ по географии? Требовать показать паспорт, чтобы персонализировать опыт под гражданство?

За неимением работающего механизма в реальном мире выдумывают альтернативы. Обычно бумажные дедушки решают, что раз условный пост удалить нельзя, можно ослепить всех граждан страны. Проще говоря, на техническом уровне запретить их браузерам смотреть в сторону нелегальной страницы.

Технические проблемы добавляют горя — в сайтах, работающих по защищенному соединению, нельзя запретить показ одной страницы, можно только всего сайта целиком. Провайдеры, не умея выполнить решение Роскомнадзора в точности, вырезают из сети доступ ко всему ресурсу.

Это как сбросить бомбу на город ради отстрела бешеной собаки. Задача выполнена, но максимально тупо. Поэтому страны всего мира ищут альтернативы.

Китай, Казахстан, Европа, США

До недавнего времени существовало четыре пути, по которым можно было идти стране, решившей заняться регулированием интернета.

Китайский путь. Считать, что внутри достаточно контента, чтобы с легкостью блокировать любые внешние сервисы. Требует огромных людских ресурсов, самодостаточной страновой культуры и вложений в разработку аналогов цифровых экосистем. У Китая получается, но можно по пальцам одной руки пересчитать страны, удовлетворяющие этим требованиям. Инверсией китайского пути является Иран, который столько лет находится под санкциями, что был вынужден создать все самостоятельно.

Путь Казахстана и Индии. Отключаем интернет, когда захотим. Не особенно задумываемся о законности. Индия легко и не раз отключала интернет в штате Кашмир. Казахстан отключал экосистему Google во время подготовки к митингам. Требуется более-менее покорное население, хорошо выстроенная авторитарная вертикаль и отсутствие сильной интеграции в дипломатические процессы.

Европа. Путь бессмысленной сложности. Попытка удовлетворить всех желающих, сохранить приватность за счет бесчисленных бюрократических норм. Замедляет инновации, требует адаптации под разные рынки, но сохраняет основные свободы. Обходит проблему «непокорного Facebook» созданием привлекательных рынков с богатым населением, где выгодно регистрироваться и играть по правилам.

США. Для большинства платформ домашняя юрисдикция с платежеспособным населением, прекрасным инновационным климатом и гарантированной свободой слова. Трудности возникают в двух случаях: 1) при попытке выйти за пределы этой зоны комфорта; 2) после выборов Дональда Трампа, пытающегося регулировать естественные информационные монополии.

Турецкий путь. Как Эрдоган прогнул YouTube

Легко видеть, что ни один из четырех путей не подходит стране вроде России. Для полной независимости китайского пути не хватает людей. Для индийского или казахстанского — безумия и отваги. Для европейского надо кратно поднять уровень жизни, выстроить институты и законодателей получше. Для американского — увеличить ВВП хотя бы в пять раз.

Россия выступает с концепцией «суверенного интернета», подразумевающей оборону против попыток внешнего управления ее сегментом Сети. На фоне этой концепции одиночные и даже регулярные блокировки выглядят как неизбежные потери.

Конечно, Россия не единственная авторитарная страна, которая за неимением влияния на платформы активно внедряет собственные правила регулирования контента в страновых сегментах интернета. Лучшие практики в этой области, если не брать в расчет Китай, у Турции. Страна не только активно зачищает медиапространство после попытки военного переворота, но и не боится блокировать крупные ресурсы — например, Википедию.

На этом фоне именно Турция, а не Китай выступает как модель для управления страновым сегментом для других автократий.

Но, как говорилось выше, жителям страны были по-прежнему доступны крупные транснациональные платформы, находящиеся вне юрисдикции турецких властей. С ноября 2020 года Анкара потребовала от крупных платформ открыть в стране представительство, чтобы было кому выписывать штрафы за нарушение законодательства. Если вам кажется, что вы это читали не про Турцию, вам не кажется.

Схема давления была многоступенчатой:

1 октября 2020 года — последний день назначения представителя;
ноябрь 2020 — штраф в 10 млн турецких лир (~96 млн рублей);
декабрь 2020 — штраф в 30 млн турецких лир (~289 млн рублей);
январь 2021 — запрет турецким налогоплательщикам размещать рекламу на платформе;
апрель 2021 — сокращение пропускной способности каналов на 50%;
май 2021 — сокращение пропускной способности каналов на 90%.
в дальнейшем предполагалась возможность отключения.

Для платформ оказалось критически важно не создавать прецедент и не начинать играть по этим правилам. Поэтому к ноябрю только российский «ВКонтакте» подчинился требованиям турецких властей.

Западные платформы держались сравнительно долго. В начале ноября штраф в 10 млн турецких лир прилетел в Facebook, Instagram, Twitter, Periscope, YouTube и TikTok. Google отдельно получил штраф в $25 млн за доминирующее положение на рынке.

Зимой им всем пришел и второй штраф. В результате 16 декабря YouTube сломался и пообещал открыть представительство. В качестве причины названы обязательства перед пользователями и партнерами. Турецкие правозащитники тут же назвали это угрозой свободе самовыражения и, что уж скрывать, были правы.

Почему это важно? И почему это плохо?

Во-первых, турецкий кейс рисует возможную картину сильнейшей фрагментации платформенного бизнеса в зависимости от страны. Раньше это делалось в виде исключения для рынков-гигантов вроде Китая или Индии. Теперь индивидуальные правила распространяются на рынки в десятки раз меньшие — с 50-60 млн пользователей.

Во-вторых, угроза лишением местных рекламодателей и снижением трафика очень весома. Впервые с платформами говорят на их родном языке денег и трафика. Бизнес социальных платформ изначально заточен на рекламную модель и быстрый доступ аудитории к визуальному контенту. Выбей один кирпич в этой стене, и бизнес потеряет смысл.

В-третьих, после первой (неизбежно) поддавшейся требованиям властей компании платформам будет труднее объяснить акционерам, почему нельзя менять свободу слова своей аудитории на рекламную модель.

В-четвертых, власти других стран обязательно возьмут этот инструментарий на вооружение. Собственно, уже взяли. К списку турецких мер российские власти добавили разработку альтернатив YouTube и других платформ (сначала активно в это включился Жаров с «Газпром-медиа», а теперь и другие компании). Появились пока ситуативные, но крупные штрафы (еще раз та же ссылка). Дело за запретом на рекламу и сокращением пропускной способности.

Самое неприятное, конечно, в том, что такие меры оставляют государство в бумажной зоне комфорта. Никаких принципиальных инноваций, признающих, что мир изменился, и общественные отношения в нем тоже, ждать не приходится.

Пока!

Саша.

PS. Если вам понравилось, нажмите на сердечко, мне будет приятно. Еще можно нажать на эти кнопки:

Subscribe now

Share

Мы и Жо

Бумажный император цифрового мира